По телевизору сегодня «Гамлет» с Гаем Гибсоном; и мне почему-то опять захотелось поговорить «о странностях любви».
Я вообще-то не умею ни говорить, ни писать о любви. Я даже стихов о любви не пишу; пробовала, но плохо получается — неуклюже, неинтересно. Не знаю, почему… Я думаю, дело в неопределённости предмета. Слишком она разная бывает, любовь. Сколько любящих, столько и любовей. Бесчисленное количество.
Когда-то, в моём детстве, а точнее, в юности, о любви не было принято говорить как о «сексе». Мы понимали любовь — ну, примерно так, как сказано у Маяковского: " Любить — это с простынь, бессонницей рваных, срываться, ревнуя к Копернику — его, а не мужа Марьи Иванны считая своим соперником". Так думали, так говорили… но откуда же тогда брались незаконнорожденные дети? И кто сочинял анекдоты? Мало того, мы же сами (думая так, как сказал поэт)не только обожали эти самые анекдоты; мы самих себя считали циниками, и нам именно нравилось казаться циниками.
Слово «секс» практически не произносилось… И, может быть, это было хорошо. А может быть, и нет… В конце концов, как однажды сказала мне моя сестра, «нет ничего более похожего на первый взгляд, а на самом деле более различного, чем „секс“ и любовь». Я думаю, она права.
А при чём здесь «Гамлет»? А вот при чём.
Приходилось ли вам читать, слышать или задумываться о трагедии Гертруды, матери Гамлета? А ведь трагедия эта очевидна! Эта глубоко несчастная, слабая женщина — воистину «раба любви»… или тайных вожделений. Гамлет возмущён, как могла она после такого мужа, каким был его отец, который «так любил её, что ветерку её лица коснуться не давал», выбрать того, другого, «сатира», по выражению Гамлета. а ведь неизвестно, какой любовник был «истинный король», и каков — его соперник, «сатир». И не была ли Гертруда в своей сексуальной жизни мученицей и страдалицей, и не обрела ли она освобождения с «сатиром»… Неизвестно и почему-то неинтересно. Есть трагедия Офелии, есть трагедия Дездемоны; а вот трагедия Гертруды не трогает. Хотя ведь она принесла в жертву своей любви другую любовь — любовь к сыну! Мало ли?..
Может быть, дело в том, что поведение Гертруды оскорбляет наше моральное чувство, и потому мы не в состоянии сопереживать ей? Ничуть не бывало! Потому что ведь Федра, например, преследуя беднягу Ипполита, ведёт себя не лучше. А Медея, отомстившая мужу убийством их общих детей? А история Филомелы?.. Но кто же мог остаться равнодушным, читая об этих трагедиях?.. Наконец, обидчица прекрасного Иосифа (в восточной традиции Зулейха)так тронула сердца, что чуть ли не каждый из авторов «Пятерицы» сделал её своей героиней; да и в великом романе Томаса Манна «Иосиф и его братья» она отнюдь не вызывает негодования.
За что же так не повезло бедной Гертруде? Ей-богу, не знаю.
Быть может, с точки зрения фрейдистов, несчастная как раз ведёт себя самым естественным образом. Но так ли уж это действительно хорошо — всегда вести себя естественным образом?
Сексуальная свобода… да свобода ли это? Если то, что составляет интимнейшую часть моей личности, становится предметом свободного обсуждения и даже свободной демонстрации на экране — что же оставлено мне, что не отдано публике? Разве это не самое беспардонное порабощение личности толпе?
И вот уже «барышни» превращаются в «тёлок» — и, главное, ничего против этого не имеют, лишь бы их определяли как «классных тёлок»...